– Конечно, помню. Это было у лорда Иглтона.

– Я полагаю, что приподнимать завесу с прошлого Эммы – все равно что снимать покрывало с той корзины. Ты не обнаружишь там ничего, кроме шевелящегося, шипящего клубка змей, ядовитых и смертоносных. Это эксперимент, без которого Баронсфорд вполне может обойтись. К чему подвергать себя такому испытанию еще раз, Дэвид?

– У меня нет выбора, Уолтер, – решительно произнес Дэвид. – Видимо, моих слов тебе недостаточно. Также, видимо, недостаточно и моего признания в том, что это напрямую связано с моим будущим. Но ведь и Лайону тоже нужна правда.

Траскотт нахмурился и бросил на Дэвида взгляд исподлобья.

– Все-таки мне кажется, что вы совершаете ошибку.

– Может быть, ты и прав. – Дэвид взглянул на кузена. – Но ты поможешь мне?

– А что еще мне остается?

Когда в базарный день Эмма, разыскивая его, пришла в деревню, он стоял в окружении дюжины человек.

– Я хочу тебе сказать кое-что важное.

– Не могу, я занят. У меня сейчас дел по горло.

– Уолтер, ну пожалуйста. Яне отниму у тебя много времени. – Эмма взяла его под руку, не обращая внимания на множество наблюдавших за ними глаз. Он медлил, слишком долго медлил, и это не понравилось ей, поэтому она раздраженно произнесла:

– Если не ради меня, то ради твоего драгоценного кузена. Но мне необходимо с тобой поговорить.

Уолтер знал: если ей будет нужно, то она способна устроить ему сцену даже на людях. Похоже, она едва справлялась с волнением.

Уолтер чувствовал, что сваляет дурака, если согласится. Уже больше года прошло с того дня, когда они занимались любовью в башенном замке. С тех пор они только обменивались небрежными приветствиями. Уолтер уже больше не мечтал об Эмме. Бывая с другими женщинами, он уже не воображал себе, что перед ним Эмма. В тот раз, когда они занимались любовью, у него будто пелена спала с глаз. А то, как она вела себя впоследствии с другими мужчинами, только укрепило в нем уверенность, что она никогда не будет счастлива. Никогда.

– Я не могу сейчас все бросить. – Уолтер кивнул в сторону рощи рядом с деревенской церквушкой:

– Может, мы поговорим там, если ты настаиваешь?

Она посмотрела в ту сторону, а затем быстро направилась в рощу.

Уолтер поплелся следом за ней как послушная собачонка. Он злился и не прочь был заставить ее подождать, пока он занимался своими делами, но ради Дэвида ему пришлось все бросить и пойти за ней. Деревья в роще не могли укрыть их от любопытных взоров, однако там, в сторонке, их вряд ли кто мог подслушать.

– Он просит моей руки, – сразу выпалила Эмма, как только Уолтер подошел поближе. – Он говорит, что любит меня. Он собирается жениться на мне и хочет сегодня же узнать мой ответ.

Уолтер давно знал об этом намерении Дэвида. Даже слепой заметил бы, как его кузен относится к Эмме. Дэвид никогда не бегал за другими женщинами. Эмма была единственной, кого он вообще замечал, единственной и желанной.

Уолтер пытался справиться с чувством вины, которое он ощущал за содеянное им вместе с Эммой. Эта вина камнем лежала у него на душе. К тому же его душил гнев. Эмма вела себя так, словно это было досадным недоразумением, хотя ее руки добивался сын графа.

– Какое мне до этого дело? – хрипло спросил он. – Ты собираешься выходить за него замуж или нет?

Она посмотрела на него так, будто у него вместо одной головы выросло две.

– С какой стати я должна совершать такую глупость? Почему я должна связывать себя узами брака, когда точно знаю, что буду несчастлива?

Уолтер не питал иллюзий на свой счет. Он всегда знал, что у него с Эммой нет общего будущего. Но положение Дэвида было совсем иным.

Он уставился на нее, не в силах понять, что она от него хочет.

– Я никогда не выйду замуж за Дэвида!

Уолтер сказал первое, что пришло ему в голову:

– Тогда оставь его в покое. Получив твой отказ, он сможет выбрать для себя иной путь. Скажи ему правду и оставь его.

– Не могу! – Эмма повернулась к нему. – А что, если предложение Дэвида – самое выгодное из всех, которые я когда-либо услышу? Как я могу отказать ему, если неизвестно, оставит ли мне мой отец достаточно денег, чтобы можно был прельстить кого-нибудь познатнее и побогаче?

– И это единственная причина, чтобы не сказать ему правду? – резко спросил Уолтер, которому вдруг все стало ясно. – Разве у тебя нет ни капли уважения к его чувствам? К тем чувствам, которые он всегда питал к тебе?

– Мне еще только девятнадцать, и не поздно выйти замуж. Он считает, что ему в жизни надо добиться славы, какого-нибудь высокого положения, чтобы потом мы могли быть… вместе.

Дэвид был настолько ослеплен любовью, что ему даже и в голову не приходило спросить Эмму, была ли у нее с кем-нибудь до него интимная близость. Водить его за нос для нее не составляло труда.

– Какую жизнь он готовит для меня? Я должна жить среди военных, а если он еще запрет меня в какой-нибудь ужасной дыре вдали от Баронсфорда?

Она продолжала говорить все в том же духе, но пока она жаловалась и бесилась, Уолтер внезапно осознал, что он свободен, наконец-то он почувствовал, что излечился от любви к Эмме.

– Куда ты идешь? – спросила она встревоженно, увидев, как он уходит. Уолтер молча шагал по тропинке, ни разу не оглянувшись.

Глава 15

Обмотанные вокруг груди бинты, как и жесткая перевязь, стягивающая руку, были предназначены, судя по всему, для того, чтобы доставлять ей сплошные мучения. Гвинет не могла пошевелиться и в собственной постели чувствовала себя так, словно попала в западню.

– Подозреваю, что у вас трещина в лопатке, – высказал свое мнение врач, приехавший из Мелроуза. – Хотя, конечно, это может быть просто сильный ушиб. Через неделю, когда я снова приеду, все будет ясно. К тому времени опухоль спадет, и тогда я смогу точнее определить характер вашей травмы.

– Значит, я должна лежать вот так целую неделю, словно рождественская индейка со скрученными крылышками? – Гвинет сердито посмотрела на него. Потом перевела взгляд на Вайолет в надежде на поддержку с ее стороны. Но увы, Вайолет ее не слышала – она была поглощена беседой с доктором, который рекомендовал ей лекарственную настойку, предназначенную для Гвинет.

Когда прибыл доктор, сразу стало ясно, что они с Вайолет узнали друг друга. Гвинет предположила, что он, наверное, был тем самым врачом, который осматривал Вайолет перед родами. Кажется, он был очень доволен тем, что встретил ее здесь.

– Повязки следует менять почаще, да? – спросила Гвинет, желая поскорее освободиться от сковывавших ее оков.

– Ни в коем случае! – решительно возразил доктор. – Очень важно, чтобы повязки оставались на месте до тех пор, пока я не приеду. Хотя и рекомендуется их ослаблять, но я пока не советую этого делать. Но если вы, молодая леди, не будете лежать в постели, то вам не станет лучше. Это я вам точно говорю. И тогда у меня не останется иного выбора, как назначить вам более суровый курс лечения.

Гвинет поежилась. Угроза была достаточно серьезной, чтобы она стала возражать. По крайней мере рана на ее голове начала заживать, а опухоль почти рассосалась.

Кроме того, ей ведь вполне оказалось по силам ехать на лошади вместе с Вайолет почти весь день до Гринбрей-Холла. Разве она настаивала на посещении врача? Несмотря на возникавшую при любом движении острую, пульсирующую боль в плече, она чувствовала, что силы к ней возвращаются. Впрочем, Гвинет про себя решила не проявлять излишнего недовольства. Она хорошо знала этого старого врача, на протяжении многих лет лечившего ее, так что ей была хорошо известна его манера обращения со строптивыми больными.

– Соблюдайте нестрогую диету. При кормлении вы можете поддерживать ее, но следите за тем, чтобы при этом она не совершала лишних движений, – наставлял врач Вайолет. Снизу, со двора, сквозь открытое окно до них донесся стук копыт. – Когда приедет леди Кэверс?